Канны — это не только кино, но и модный перформанс, где каждый наряд кричит громче, чем диалоги на экране. Второй день фестиваля напоминал игру в шахматы: звезды то подчинялись новому дресс-коду, то сбрасывали его, как надоевшую маску.
Ирина Шейк, словно вышедшая из архивов модного Эдема, выбрала платье Yves Saint Laurent 1988 года. Бархатный верх обнимал её, как тень прошлого, а юбка-тюльпан колыхалась, будто лепестки под ветром. Скромность? Или искусная провокация?
Зои Салдана пошла дальше — её шелковое платье и кожаный бомбер, сползший с плеч, напоминали нам: «Сдержанность — это новый шик». Хотя, возможно, ей просто было жарко.
Хайди Клум, как королева карнавала, проигнорировала все правила. Её платье от Elie Saab сверкало, как разбитая витрина ювелирного магазина: глубокое декольте, прозрачные вставки и намёк на то, что бельё — это пережиток прошлого. Организаторы хмурились, фотографы ликовали.
Ева Лонгория подхватила мятеж, но с оглядкой — её шлейф тянулся за ней, как шлейф компромисса. «Да, я нарушила, но не так сильно», — будто говорил её взгляд.
Анжела Бассетт доказала: если нельзя оголиться, можно удивить. Её сумка-попкорн от Judith Leiber выглядела так, будто её забыл в гардеробе кинозритель после сеанса. Гениально или абсурдно? Канны решили — гениально.
Каннский фестиваль — это всегда спектакль. В этом году сценарий гласит: «будь скромен». Но кто же читает сценарии до конца?
